[miss Jane]

Персонажи: Элизабет Морган, целитель, 25 лет; Эмбер Паркер, бард, 24 года.
Время: апрель 1998
Место: Прованс, Франция

запись создана: 12.06.2011 в 20:44

@темы: Ролевые игры

Comments

[miss Jane]

Never thought I'd have to retire
Never thought I'd have to abstain
Never thought all this could back fire
Close up the hole in my vein

Нельзя чувствовать облегчение, узнав о смерти мужа. Морган точно это знала, но ничего не могла с собой поделать. Да и не хотела. Слишком живы в памяти бесконечные, изнуряющие кошмары, от которых перестали помогать даже зелья. До тошноты реалистичные картины, где она раз за разом оказывалась столетней старухой, так никогда и не покинувшей позолоченной клетки. Слишком противно просыпаться по утрам с человеком, убивавшим по вечерам. Слишком тяжело — смотреть на дочь и не чувствовать ничего. Она бы привыкла, конечно. Свыклась, смирилась, нашла себе какое-нибудь невинное занятие, чтобы было на что тратить тягучее, словно застывшее время. Может даже начала бы получать удовольствие. Но за два года? Нет, за два года даже омут памяти наскучить не успеет.
А воспоминания спасали. Били по самому больному, никогда не теряли горького "а ведь все могло быть иначе", но спасали. В чужом доме среди чужих людей так легко забывается, что бывает тепло, что чья-то улыбка — самое ценное сокровище, а глупую, насквозь фальшивую чистокровку кто-то когда-то любил. Ведь любил же?
Любил. Это всё, о чем могла думать Лиз, с того вечера в гостиной, когда по щекам текли слезы, а предательницы-губы грозились растянуться в улыбку. Щедрый подарок от стервы-судьбы. Чудо, в которое страшно поверить. Когда все семейство пребывало в трауре, Морган планировала свой отъезд и варила зелье поиска. Бесчувственно? Помилуйте, разве здесь кого-то волновали чувства?

And all these days I spend away
I’ll make up for this I swear
I need your love to hold me up
When it’s all too much to bear

Прованс встречает солнцем, и Элизабет щурится радостно, чувствуя, как начинает оттаивать после пустой и промозглой Англии. Счастливая, но паникующая так, что неудержимо дрожат руки. Два года — ничто, и все же она умудрилась выйти замуж, родить ребенка и стать вдовой. А если Эмбер успела не меньше? А что, если вовсе не хотела жить с Лиз "долго и счастливо"? Ведь это она каждый раз сбегала в свою любимую Францию, оставляя позади пустую постель и ворох воспоминаний.
Такие мысли замедляют шаг, но, не желая и дальше страдать от неизвестности, Морган чуть ли ни бегом поднимается по лестнице. Стук выходит отрывисто-нервным, а сердце бьется где-то в районе горла. И все, о чем получается думать, это как же хочется прикоснуться, обнять наконец и, уткнувшись куда-то в шею, не отпускать, не надышавшись. Больше всего этим чертовым воспоминаниям не хватало знакомых запахов.
Но приторно-сладкие духи явно не вписываются в происходящее. Цепляют раньше, чем успевает открыться дверь, становятся первым знаком неправильности. И вид такой кукольной и в то же время такой домашней француженки, открывшей дверь, прилетает звонкой пощечиной. Оплеухой, которую отвесила бы себе Лиз, если б могла. Горло сжимает тисками, и тошнит от мгновенно пришедшего осознания. От дробящего опоздала.
— Эмбер… — Так хочется верить, что это ошибка. Что испортила зелье, перепутала улицу-город-страну. — Эмбер Паркер здесь живет? — А может девушка просто подруга, забежавшая в гости?
Но резанувшее даже на французском "любимая" куда-то вглубь коридора отнимает последние сомнения. И Морган хочет взять себя в руки, дождаться, поговорить, но это просто… Слишком. Бет не готовилась к такой встрече, хоть сейчас понимает, что должна была. И, зная, что не выдержит вежливого равнодушия, что будет презирать себя за слезы и вымаливание любви, отшатывается от двери и сбегает на улицу. Там воздух, незнакомые люди, которым нет дела, и кажется даже кафе в доме напротив. Пара кружек кофе, и можно будет снова воспринимать эту чертову реальность, не боясь натворить глупостей.

[конформист]

сколько можно любить по памяти
без подпитки.
выжимает до цедры
пропитывает до нитки
запираю все окна. двери. дворы. калитки.. -
проникаешь неслышано
сквозь веки и провода.
я тону в виски/коле
я плачу холодным чаем
аппарат абонента упрямо не отвечает
мое сердце не дышит -
его от тебя отключают
и оно остается недвижимым
навсегда.

И в какой-то момент я говорю себе: прекрати. В какой-то момент я опускаю руки. Я перестаю метаться от необоснованной надежды до беспросветной боли. Я больше не собираю все газетные вырезки, в которых ты упоминаешься хоть косвенно. Я запрещаю себе думать – я ведь не хочу в конец лишиться рассудка. Я завожу часовой механизм внутри себя снова, чтобы просто жить, по инерции, но жить. Чтобы, наконец, выйти из квартиры – сколько я здесь провела? неделю? месяц? год?. Я не помню, когда наступает тот самый момент, когда я беру себя в руки. Мне все равно. Я нахожу постоянную работу, я нахожу постоянную партнершу. Мое время неспешно переставляет свои когтистые лапы, оно продолжает царапать меня изнутри нашими воспоминаниями, нашими улыбками и нашим счастьем; но я стараюсь не показать никому ту зияющую пустоту внутри, что гложет меня, рвет, раздирает. И окружающие думают, что со мной все хорошо.
Но это не так.
Мне кажется, что существует кто-то, кто дергает мое тело за веревочки, а я, я, вот она, спряталась в своей раковине, притаилась, потому что стоит мне только высунуться, как эту упрямая, чертова боль раздробит меня на кусочки. Мое сердце перекачивает по венам не только кровь, оно перекачивает всю ту горечь и тоску, которые не могут исчезнуть просто так, пока этот чертов орган все еще в моей грудной клетке. Да и не сказать, что я так уж этого хочу. Весь этот страх, все эти мучения – это ведь все, что у меня осталось от тебя. Иногда мне хочется сорваться, снова приехать к тебе, упасть в твои ноги и умолять. Но потом остатки моего здравого рассудка отрезвляют меня, и я понимаю, что ничего не измениться. Что мы будем все так же на разных берегах: понятия о любви, о чести; на разных берегах Ла Манша; и на разных берегах нашей жизни, в конце концов.
И потом в моей жизни появляется она. Не сказать, что вы слишком похожи, но я и не ищу тебе замену. Очевидно же – тебя мне никто не заменит. Она готовит мне чай, она смеется и обнимает, а я желаю только вгрызаться в ее плечо и реветь: понимаешь, ее нет со мной, понимаешь, Лизетт не со мной. Меня засасывает внутрь меня самой, внутрь моих воспоминаний, где мы были счастливы. Она не понимает, почему иногда я веду себя грубо. Она не понимает, что по отношению к ней я буду вести себя чудовищно грубо всегда. Она не понимает, что нет никаких отношений между нами, но я часть других отношений, которые никогда не забудет мое сердце и мой рассудок. Она целует меня на прощание, а я думаю, что, у тебя, наверное, уже есть дети. Она говорит: хорошего дня, возвращайся скорее, а я не могу выкинуть из головы, как солнечные блики играли твоими яркими, медными волосами, заставляя их блестеть, как настоящее золото. Она говорит: не забудь купить вина, у нас годовщина, а я отстраненно думаю: да, прошло пять лет с того момента, как я умерла. Я думаю: Мерлин, Лизетт, почему ты не со мной. Я думаю, что я могла бы сделать еще очень многое, но не сделала. Я хочу тебя выкрасть, хочу тебя спрятать, увезти, забыть обо всем, обнимая тебя. Но я ничего не делаю, только киваю ей на прощание, ловлю такси и роняю чересчур тяжелую голову на запотевшее стекло. Я думаю, что никто не должен понять, что я выживаю. И я работаю, я смеюсь с друзьями, я покупаю вино.
Какая разница, если мое сердце все также болит?
Когда ты появляешься на моей улице, я теряю дар речи. Мне кажется, что это один тех снов, что я вижу постоянно, но я знаю, с другой стороны, что не сплю. Я бегу за тобой так быстро, как только могу, чтобы не потерять этот шанс, который был дарован мне судьбой. Может быть, это просто галлюцинация. Может быть, это просто какая-то рыжая девушка прошла мимо. Но если есть хоть малейшая возможность снова увидеть тебя, обнять, поговорить – я брошу все за одну эту возможность. Проведем мы рядом одну минуту или одну вечность, но я уже буду точно знать, что такое быть счастливой.
Я останавливаюсь, и нужно было бы перевести дыхание, но я не могу. Я просто кричу:
- Элизабет!
Та самая злополучная бутылка с вином выпадывает из рук и разлетается стеклянными и кроваво-красными брызгами.

[miss Jane]

Морган идет быстро, как будто стремится, опаздывает куда-то, а на деле навряд ли осознает хотя бы где она сейчас. Перед глазами стоит эта чертова француженка, в ушах до сих пор отдается её мурлыкание. Бет ведь забыла, что ревность — это так. Что может хотеться расщепить человека на атомы и отправить в открытый космос только от того, что он прикасался. Был рядом и имел на это полное право. И что-то маленькое и больное внутри корчится в беззвучной агонии, не в силах перестать мучить себя представлениями чужой жизни. Как они засыпали вместе. Как целовались. Как Эмбер шептала ей слова любви.
Да как смела она!... Лиз вздыхает судорожно и чуть не сталкивается с кем-то, отшатываясь в последний момент. Вот только кто — "она"? На кого злиться? На девушку, что была с той, которой Морган предпочла семью? На Паркер, что не умирала тут, а двигалась дальше? Или лучше на саму себя, так бездарно расставляющую приоритеты? Такие глупые и такие бессмысленные вопросы.
Мысли разбиваются о окрик. Рассыпавшиеся на слова, их никак не собрать. Осталось лишь беспомощное Эмбер. Единственное имеющее смысл. Единственное стоящее чего-то.
Бет разворачивается и ловит взгляд, сразу, как примагничивает. А в следующий момент, который осознает, уже стоит рядом в луже вина. Ближе, чем просто знакомые. Дальше, чем так давно не видевшие друг друга любимые. В глаза будто насыпан битый хрусталь — слишком больно смотреть — блестят кристаллы радости и узнавания, царапают грани собственнического — моё, — и только начинает сходить мутный налет тоски. Проклятье, Паркер, зачем всё так?
— Эмбер, — Морган улыбается. Все еще хочется свернуться клубком и рыдать, но плевать, сейчас она ближе, чем могла хотя бы мечтать несколько месяцев назад. Пальцы запутываются в волосах, и Элизабет кусает губы, не зная, что сказать. Все придуманные варианты остались у той двери, а импровизация… Что ж, пусть будет импровизация. Да и не сдержаться все равно. Ждать и надеяться значит лишь растягивать пытки. Гильотина куда предпочтительнее. — С девушкой твоей познакомилась. Выглядит милой.
Не хочется думать, насколько жалкой вышла улыбка после этого. Морган могла разыгрывать из себя хозяйку дома и красавицу-жену на бесконечных приемах и выездах, ни на минуту не выходя из роли. Но, стоя рядом с Эмбер, очень сомневалась, что выдержит светскую беседу о погоде. Плохо становилось от одной мысли, что можно изобразить счастливую и довольную жизнью ведьму, лишь случайно проходившую мимо и заглянувшую по старой дружбе в гости. Мерлин, а Бет бы только понять, что её не забыли в этой прекрасной Франции с её прекрасными француженками. Тогда у последней никаких шансов.
— А я вот… Вдова. — И не знаешь, что еще говорить. А что скажешь? Люблю-скучаю-возьми-меня-обратно — страшно, прочее же не имеет смысла. Просто… Действуй, Эмбер, ты же должна понимать, что это значит. Что это для вас значит.

[конформист]

Я прикусываю язык от досады и легкой надежды. В глубине души я ведь никогда не переставала надеяться, что ты придешь ко мне, но рассудок, здравый смысл говорил мне, что надежды тщетны. Он говорил: «Мерлин, Эмбер, хватит, давай уже, забудь, отпусти ее, отпусти себя, начинай жить». Так странно, потому что жить я могу только, когда вижу тебя. Сейчас я чувствую этот мир так необычайно четко – эти дома, эту улицу, и тебя, Мерлин и Моргана, это же ты, рядом, здесь, сейчас. Все остальное – мой дом, девушка, работа, моя потерянная к чертям собачьим жизнь – это такое мелкое, когда рядом сияет солнце. Ты здесь. И пусть я чувствую, что мы с тобой отделены черствой стеной невысказанного, несделанного, забытого, протертого, и я не могу просто протянуть руку, чтобы погладить тебя по щеке, я не могу запечатлеть нежный поцелуй на твоих губах, я не могу шептать тебе на ухо, как люблю, как все еще люблю, как всегда буду, но как только я увидела тебя, я поняла, что снова ожила.
Некоторое время я просто молчу, разглядывая черты твоего лица. Я не знаю, как сказать, родная, как сказать, что только ты всегда была в моем сердце, ты, только ты, всегда ты. Я не знаю, что сказать, чтобы эта чертова пропасть между нами исчезла, чтобы я могла украсть тебя, забрать себе, и – теперь уже однозначно точно – никогда и никому не вернуть.
Но, с другой стороны, меня все еще гложет, жжет эта неуверенность – может, ты и в правду здесь случайно, может, ты и не искала встречи со мной. Мне бы так не хотелось выдавать желаемое за действительное, но в моей голове очень быстро проносятся сотни картин. Воспоминания о нас. Мечты о нас. Снова. Я вижу твою солнечную улыбку. Как ты держишь мою руку в своей руке, а вместе с ней и мое сердце. Как я обнимаю тебя, крепко-крепко, чтобы просто никогда не разлучиться, никогда не потерять. Девушка? Это не так, я ее даже не люблю, о, Мерлин, я смотрю на тебя и даже забываю, как ее зовут. Вся моя выдержка, за которую я пряталась, слетает с моего лица, как маска на параде, и я еле держусь на ногах. Хотя, упасть к твоим, умолять простить, умолять вернуться, - может, это и было лучшим. Когда я понимаю, что теперь между нами нет этого чертового чистокровного мужа, это мужчины, я опять пытаюсь заткнуть эту надежду подальше. Мне нужно быть уверенной, мне нужно знать, а хотя, какая к черту разница, я же продам себя на органы, только если ты будешь любить меня еще одну ночь. Еще только раз. Пожалуйста. Я так скучала, Элизабет, я только сейчас снова ожила, ты же понимаешь?
Я не знаю, что происходит. Время становится как будто пластмассовым, совсем не тянется, оно, словно замерло. Я делаю шаг к тебе, все так же молча, я не знаю, что стоит сделать, что стоит сказать, и как, Мерлин возьми мою душу, ты отреагируешь. Но я чувствую тебя рядом, и все остальные мысли со свистом покидают мою голову. Я беру тебя за руку. Теплая. Твоя божественная, неземная красота ослепляет. В твоих глаза плещется солнце, оно путается в твоих волосах, оно замерло на твоих губах. Ты пахнешь солнцем, ты – моя персональная звезда. Моя солнечная девочка. Как же сильно, как же чертовски сильно я скучала.
И это все это, ты, ты рядом, и это сильнее меня, и я склоняюсь к тебе, переплетаю свою пальцы с твоими, я закрываю глаза и целую, вкладывая в это поцелуй всю свою душу, разрывая свое сердце на миллиард осколков, отдавая тебе всю себя и заполняя себя тобой полностью, без остатка. Моя Элизабет. Ты здесь. Ты рядом. Люблю.